Михаил Садчиков, лично знавший Цоя, беседует с Максимом Пашковым:

        - Ты помнишь первую Витину любовь?

        - Плохо помню. Если не ошибаюсь, случилась она у него летом, в стройотряде, в "Серовке", и это было с его стороны сильное чувство. Он вообще привязывался сильно, не был разбросанным. Тогда ему было лет шестнадцать.

        - Он ведь рано женился, и дальше любил немногих...

        - Вообще он был, по-моему, достаточно закомплексован в плане женщин.

        Что, значит, был закомплексован? Может, так только казалось со стороны? Наверное, поведение Виктора отличалось от принятого в то время "отношения полов" среди молодых рокеров. Так или иначе, на девушек Виктор стал всерьез обращать внимание позже других ребят. Вспоминает Панов: "...никаких женщин, никаких комплексов, ...женщины нам тогда почему-то были ни к чему. Женщины просто отрицались..." (1978-1979 гг.). Поэтому, когда у Цоя появилась восьмиклассница, он просто не знал, что с ней делать. Был просто в растерянности, в недоумении. Отвечал Панову на его расспросы: "Может, люблю, может, нет, но гуляю". Виктору самому тогда было восемнадцать.
        Так что, похоже, "Восьмиклассница" была написана под влиянием этой неизвестной нам девушки, и сама песня навеяна реальными событиями из жизни Виктора.
        Потом появилась Марианна. Они познакомились 5 марта 1982 года у ее знакомого - Саши. Марианна вспоминает, что в тот день решила пойти, после долгих уговоров, на вечеринку к друзьям, с которыми давно не виделась. Это была в общем даже не просто вечеринка, а день рождения. Положение было такое, что отказаться ей было неудобно: у Марианны и Саши совпадают дни рождения. Он и захотел отметить эти два события совместно. Марианна же этого не хотела, поскольку уже была по ее выражению, "солидной дамой". Она работала в цирке заведующей цехами постановочной части. Кроме того, ее, возможно, в скором будущем ждало повышение по службе. И вообще, ей это все было неинтересно. Вроде бы она уже вышла из этого возраста. Свой день рождения Марианна уже отметила дома. Но парень этот - Саша - был очень настойчив и долго ее упрашивал. Короче, она согласилась, но предупредила Сашу: "Я приду к тебе, но не надо при этом всем рассказывать, что в этот день еще и мой день рождения". В общем она дала ему понять, что никакого лишнего внимания к себе она не хочет.
        Итак, в назначенное время Марианна добралась по бумажке с адресом до какой-то коммуналки в центре города. Там она встретила своих старых знакомых, которых давно не видела. Ей сообщили, что придут еще Рыба (Алексей Рыбин) и Цой. Ни Алексея, ни Виктора до этого вечера она не знала. Впрочем, ее тогда это обстоятельство совершенно не беспокоило. Вскоре появился Цой, выпятил свой подбородок и говорит: "Меня зовут Витя". Потом, естественно, все напились, начался полный бардак, и Марианне это не очень-то понравилось. Витя ей тоже не понравился, и она даже взяла и написала губной помадой, чуть ли не на его лице свой телефон. С этого их знакомство и началось. Цой начал звонить Марианне домой, и она тоже стала ему звонить...
        Цой был тогда еще "подросший ребенок, воспитанный жизнью за шкафом", как он пел позже в "Безъядерной зоне", и носил брюки, который сшил по тогдашней моде сам (кстати, весьма профессионально). Марианна была старше его и уже имела в жизни какое-то место и зарплату - по тем временам в их кругу очень даже большую - сто пятьдесят рублей в месяц...
        Как они проводили время? Им абсолютно некуда было пойти. Мать Марианны, при ее обаянии и дружбе со многими музыкантами, никак не могла понять, что же все-таки происходит. Ей казалось, что ее уже вполне самостоятельная дочь вскоре будет устроена в жизни, а тут появляется какой-то странный, бестолковый, неприкаянный парень, который к тому же все время молчит.
        Уединиться с Марианной Виктору было нелегко (кто из молодых не сталкивался с этой проблемой!). У Вити была проходная комната: родители через нее постоянно ходили по своим делам. Кроме того, с ними тогда жила еще тетя, что также не способствовало уединению двух молодых людей. Пойти им было некуда, и они гуляли по городу.
        В день они проходили огромные расстояния, потому что погода не всегда позволяла даже посидеть на скамейке, и маленькая комнатушка Майка (Михаила Науменко) была единственным местом, куда можно было прийти и расслабиться.
        В октябре 1982 года с помощью Витиной мамы они сняли комнату в двухкомнатной квартире на Московской площади. Это было их первое собственное пристанище, куда они, собрав пожитки, сбежали из родительских домов - сбежали, потому что очень хотели жить вместе. Однако хозяева поставили им условие - съехать с квартиры перед самым Новым годом. В середине января Виктор и Марианна переехали на другую квартиру на проспекте Блюхера. Их свадьба состоялась почти через год, 4 февраля 1984 года.
        В конце декабря 1986 года Цой первый раз поехал в Москву к режиссеру фильма "Асса" Сергею Соловьеву. Марианна, вспоминая то время, говорит, что не думала, что этот фильм станет началом их постепенного отдаления друг от друга... С Наташей Разлоговой Виктор познакомился на съемках этого фильма. Вспоминает Джоанна Стингрей: "Он очень любил Наташу, и за те три года, что они провели вместе, они были неразлучны. Мне кажется, что большую часть жизни Виктор чувствовал себя одиноким, но с Наташей он нашел себя". Еще он сказал как-то Джоанне, что добился всего, чего, хотел в жизни, и что он счастлив".
        К 1989 году Виктор уже окончательно обосновался в Москве вместе с Наташей. В то же время он постоянно чувствовал ответственность за Марианну, их сына Сашу, а также за Наташу и ее ребенка. Рашид Нугманов, режиссер фильма "Игла": "...после встречи с Наташей он стал очень домашний, его круг общения ограничился считанными людьми. Конечно, каждому человеку хочется иметь свой угол. Они собирались с Наташей покупать квартиру. Тут все понятно - если лет в двадцать неустроенность можно переносить относительно спокойно, то в 1990 году ему уже было двадцать восемь, и хотелось жить по-человечески.
        Как Марианна восприняла уход Цоя к другой женщине? Об этом она рассказывает сама: " Последний период жизни Витя провел с другой женщиной. Ее зовут Наташа. Это длилось три года, и было очень серьезно. О нашем разводе речи не было, потому что существовал Саша. Мы уже переросли эти женитьбы, разводы... Витя ушел к ней. К этому моменту мы уже были совершенно свободными людьми... Мы оба устали от недосказанности и вранья. Что случилось, то случилось, и сейчас делить его - не нужно".
        С женой Виктор расстался, но, к счастью, оставался с ней в добрых отношениях. По рассказам матери Виктора - Валентины Васильевны - Витя собирался официально оформить развод с Марианной и жениться на Наталье, но Марианна тянула с этим, и он так и не успел ничего сделать...
        Юрий Владимирович Белишкин, ставший с сентября 1988-го администратором и директором группы КИНО, так ответил на вопрос о том, что он знает о личной жизни Виктора:
        - Ну а с личной жизнью, что у него происходило? Без семьи, без квартиры - молодой, красивый, популярный...
        - Понимаете, такие вопросы его коробили. Я знал это и старался предупреждать корреспондентов, а на творческих встречах потихоньку откладывал в сторону подобные записки, ну а если все-таки вопросы достигали цели, он уходил от этой темы. Я видел с ним только Наташу. Других - ни в гостиницах, ни на квартирах как-то не встречал. Сына он очень любил, вспоминал его все время, на гастролях покупал подарки. "...Жена меня любит, сын любит, женщины любят. Я всем доволен", - сказал как-то Виктор Цой Максиму Пашкову за год до смерти...

Друзья, первые пробы в музыке.
        Как же появилось в музыке такое явление, как Виктор Цой? Какую роль в этом сыграли его друзья? Лидер первой группы ("Палата №б"), где играл Цой, Максим Пашков - Макс беседует с Михаилом Садчиковым:

        - Мы с Витей были знакомы с детства, лет с двенадцати. Учились в художественной школе на канале Грибоедова - с четвертого по восьмой классы. Правда, мало кто из учеников школы стал художником, но почти все как бы при искусстве. Мы с Витей ходили в один класс, вместе начинали заниматься музыкой, правда сначала только я один умел играть на гитаре. Первые два года учебы мы почти не дружили, а потом создали свою группу - тут все началось. Я собственно и учил Витю играть на гитаре. Так как на бас-гитаре всего четыре струны, мы подумали, что ее Цою будет проще всего освоить. Мы купили за 40 рублей в комиссионке бас-гитару. Я уже тогда был профи - лет с семи играл, даже какие-то песенки сочинял.

        - С Витей вы стали друзьями?

        - Жили мы с ним не разлей вода. Либо он у меня, либо я у него. Ночевали друг у друга - настолько были увлечены музыкой, только пьянки перебивали. Мы зависали на тяжелой музыке. Сочиняли ее вдвоем под акустические гитары, но петь он стеснялся. Он мог бы стать хорошим басистом!

        - Как вы в то время справляли Витин день рождения - 21-го июня?

        - Бурно. Однажды завершили праздник в ментовке. Слишком много портвейна было. Мы куда-то отправились, и кто-то вошел в автобус по пояс голым. За это и повязали...

        Виктор с друзьями часто проводил время совсем не так, как того хотели бы его родители.
        Случались в приключениях Виктора опасные или неприятные моменты. Максим Пашков в беседе с М. Садчиковым вспоминает:

        - Его вообще ноги плохо держали, он их ломал, спотыкался, умудрялся вступить в лужу, которую все обходили, провалиться на тонком льду. Однажды мы драпали от милиции, он прыгнул в подземный переход на Невском с самого верха, сломал ногу, но добрался до парка Победы. Потом ходил с палочкой - всех веселил. Михаил Садчиков:

        - Почему вы драпали, в чем провинились?

        - Там был Свин (лидер группы "Автоматические удовлетворители") и еще целая компания: кто с зелеными губами, кто с булавками в носу, в ушах... За одно за это тогда забирали. Ну и пьяные, естественно: когда это мы трезвыми ходили по Невскому?

        Происходили ли с Виктором и курьезные случаи - смешные, как тогда казалось друзьям? Максим Пашков вспоминает те веселые времена:

        - Был просто классический случай, когда он умудрился упасть в метро, на спускающемся эскалаторе, вниз головой. Мы шутили, спешили в баню, он был в кожаном пальто до пят, бежал впереди, я его окликнул, хотел что-то сказать, пошутить, и вдруг: "А-а-а..." Я увидел падающую голову. Пальто распахнулось, штаны вельветовые затрещали, оттуда вывалились красные трусы... А я, вместо того чтобы помочь другу, корчился от смеха до коликов. Он даже подобиделся на меня... Много забавного было! Несмотря на то что человек он был мрачноватый, иногда на него нападали приступы веселья. Мы всегда прикалывались: когда он выпивал ликера, то вдруг становился пунцово-красным... С нами постоянно что-то происходило. Наша компания была предметом ярости и гопников, и милиции.
       ...Еще помню случай: Витька проголодался и на чал есть из банки варенье, а банка разбилась, огромный кусок отлетел, и Цой его проглотил. Начал харкать кровью, я насмерть перепугался. Но ничего, все обошлось".
        О том времени Андрей Панов рассказывает примерно то же самое:"...Пели песни Максима, Цой в некоторых вещах был аранжировщиком. Про это Максим лучше может рассказать (см. выше). Цой был басистом, ничего не писал тогда, поскольку Максим относился к нему несколько иронически, что ли... Когда же мы остались с ним, два бездельника, я чуть ли не каждый день стал приезжать к нему по утрам. У него любимое занятие было - снимать с пленки (воспроизводить с магнитофонной записи аккорды на слух). Или читать. С ушами все в порядке, снимает, как рентген. Дженнифер Раш снял, что удивительно! Там маразматические аккорды, очень сложно... Сидит с гитарой, а ноги всегда выше головы. ...Как-то так получилось, что мы с Цоем стали главными бездельниками. И жили рядом, у парка Победы. Там, где сейчас его родители живут. Пока Максим (Пашков) не поступил в институт, мы встречались каждый день. Тем более что у меня дома стояла аппаратура. Я тогда еще занимался пластинками, постоянно были деньги с этого. Выпивка была дешевая. Вите родители всегда давали рубль в день. Сначала мы спрашивали, когда скидывались, - у кого сколько, а потом перестали спрашивать. "Давай твой рубль!" - говорим. Все знали, что у него рубль. ...Собирались у меня, значит. Пили, гуляли, дурака валяли".
        Из воспоминаний Михаила Науменко: "Цой и Рыбин заходили к нам с женой чуть ли не каждый второй день, приносили кучу сухого вина (в основном "Ркацители" дагестанского разлива по 1 руб. 70 коп.), пели новые песни, болтали, иногда оставались ночевать".
        Было ли оптимистичным настроение Цоя и его друзей? Смотрели ли они, как и весь народ (в соответствии с утверждениями коммунистической пропаганды), с надеждой в будущее, видя вокруг "неуклонное повышение благосостояния" советского народа? Вели ли они разговоры о смерти? Отвечает Максим Пашков: "В те времена, когда мы были еще близки, эта тема присутствовала в "юношеском варианте". Настоящего страха перед смертью у нас тогда еще не было, но эта тема всегда была рядом - рядом с темой ненужности, выброшенности из общества. Честно говоря, мы не думали, что нас ждет во взрослой жизни что-то хорошее. Ну, а в своем последним при жизни этапе творчества Витя довольно часто "нарывался" на эту тему. Только эта фатальность осмыслялась после его ухода".
        Михаил Науменко: "Я познакомился с Виктором Цоем году в 1981-м. Тогда мы жили рядом - у парка Победы, метрах в четырехстах друг от друга. Пожалуй, мы не были друзьями - скорее, приятелями. Мне кажется, что друзей у него вообще не было, - от него всегда исходил какой-то специальный флюид одиночества".
        Неужели все было безрадостно в жизни Виктора и его друзей? Послушав подобные откровения, можно представить всю тогдашнюю жизнь Цоя в слишком темных тонах. А в это время, между прочим, началась его творческая биография. Мрачные настроения и постоянное непонимание со стороны администрации училища, конфликты с ней и другие неприятности; конечно, наложили отпечаток на его песни.
        Когда же Виктор начал сам сочинять песни? Андрей Панов вспоминает, что для него не было неожиданностью, когда Цой принялся за сочинение. Виктор очень много читал, превосходно "снимал" аккорды на слух с магнитофонных записей и рано или поздно должен был сам начать писать. Но так как, по мнению Панова, Цой страдал "закомплексованностью", он не решался показать друзьям свои первые опыты. Случилось так, что однажды, когда ребята, друзья Виктора, собрались дома у Андрея и записывали свои песни на его аппаратуре, все присутствующие насели на Цоя. Мол, что тебе стоит стихи написать, музыку сочинить... Выпили, как водится, и стали надоедать. Ну, и Виктор не выдержал натиска, вышел в коридор и что-то сочинил. Панов помнит, что слова там были про какие-то металлоконструкции. Все посмотрели - действительно неплохо написал. В первый раз. А потом уже Виктор стал сочинять постоянно. Один раз вот так пришел к Панову и показал новую "Мои друзья всегда идут по жизни маршем..."
        "Мне очень понравились его песни. Сразу. Я тогда по юности и глупости считал себя крутой рок-звездой и мэтром. Естественно, начал давать ему советы. Кое-что рекомендовал и подправлял. Что-то из этого он принимал. Скажем, в "Бездельнике" слово "мама" - от меня. И таких примеров немало. Я же познакомил его - по-моему, по его просьбе - с Б.Г., который, в принципе, и сделал ему всю карьеру" (Михаил Науменко).
        Нина Барановская, которая занималась литовкой текстов в рок-клубе (в том числе и песен Цоя), однажды в очередной раз пришла по делам в студию Тропилло. Они с подругой еще только шли по коридору, когда Нина услышала то самое, ставшее потом знаменитым: "Время есть, а денег нет". Буквально с первых слов она поняла, что слышит нечто необычное. Интерес к исполнителю у нее возник еще до того, как Нина вошла в студию. Потому что все, что приходилось слышать прежде, кроме, пожалуй, Бориса Гребенщикова, было, по ее словам, "ужасно слабо и беспомощно". В студии она увидела двоих незнакомых молодых людей. Один из них, странноватой экзотической внешности, и был представлен ей как Виктор Цой.
        После этого случая Нина с Виктором иногда встречались по делам, но тесно общаться им не приходилось. Ей хорошо запомнился Виктор на десятилетии "Аквариума", которое проходило в общежитии Кораблестроительного института. Там Нина впервые их увидела вместе с Марианной. Она тогда еще очень удивилась: такая большая белая женщина (у Марианны волосы были высветлены) и черноволосый худенький Цой. К тому времени Нина слышала уже довольно много его песен.
        А вот мнение Панова относительно работоспособности тандема Цой - Пашков и их музыки: "У Максима с Витей группа была в техническом плане очень сильная. У нас сейчас таких нет. Ни в рок-клубе, нигде. Потому что люди занимались музыкой, а не то, что там, - в рок играли. Потом Цой просто стал репетировать с моим ВИА ("Автоматические удовлетворители")". Они даже вместе с Цоем и Максимом Пашковым записали один альбом группы "Автоматические удовлетворители" под названием "Дураки и гастроли".
        Из интервью Виктора Цоя газете "Молодой ленинец" (Волгоград, 1989 г.): "А вообще просто у любого человека есть люди, с которыми ему интересно разговаривать, а есть - наоборот". Он как-то очень четко определил свое отношение к людям, в том числе и имеющим отношение к "управлению культурой":
        "Есть люди, которым доверяю, и есть люди, которым я не доверяю. Есть люди, в чей искренности сомневаться не приходится, и есть люди, которые мне кажутся нечестными. Допустим, тот, кто два-три года назад кричал, как это ужасно, как это все омерзительно, какое это подонство и пошлятина, сейчас кричит, какие они замечательные, наши рокеры, какие они молодцы и борцы за правое дело..."
        Нина Барановская рассказывает об его отношении к товарищам: "В рок-среде все очень любят кости друг другу помыть, так вот в Цое мне всегда нравилось отсутствие этой недоброты по отношению к своим собратьям".
        После того, как выступили многие московские группы, они вышли с Цоем покурить, и она ему сказала о том, что выступление москвичей ей не понравилось. Цой ответил тогда Барановской: "А вот как сейчас все наши пойдут!.." К своим, питерским, у него было особое отношение. Случалось, Цою что-то не нравилось в том, что исполняли его друзья-музыканты, а в этом трудно сомневаться, т. к. Виктор имел свое твердое и часто бескомпромиссное мнение. Например, когда Цой работал в котельной, ему часто показывал свои песни приходивший туда Максим Пашков (тот самый, с которым Виктор играл в "Палате № б"), и Виктор, которому вообще мало что нравилось, никогда не высказывался так, чтобы обидеть Максима.
        Однажды на просьбу корреспондента охарактеризовать своих друзей Цой ответил: "Я не могу как-то "анализировать" друзей. У них есть и недостатки, и достоинства. Твоими друзьями они становятся не потому, что обладают набором всех положительных качеств, а по каким-то другим причинам".
        Из интервью Цоя газете "Молодой ленинец" весной 1989 года: "Я не хочу браться кого-либо судить. Если человек делает так, как я бы не сделал, все равно я не могу сказать, что он не прав, предатель... Каждый сам творит свою биографию..." Кроме того, в общении с друзьями Виктор был тактичным, например, с Костей Кинчевым. Нину Барановскую поражало, как они оба стеснялись, когда пели друг другу свои песни - как перед выходом в огромный зал. При этом зависти друг к другу у них и в помине не было.
        С лидером группы "Алиса" Константином Кинчевым Цой познакомился на четвертом рок-клубовском фестивале в ДК "Невский" (весна 1986-го). Кинчев вспоминает: "У меня тогда билета не было, и он предложил пройти по его билету. Мы написали на нем "на 2 лица" и прошли. Уже не помню, кто тогда играл. После концерта поехали к кому-то в гости, там выпили, песни попели... Вообще он относился ко мне с большим интересом, ну и я, соответственно, к нему" Цой стал чаще общаться с Кинчевым, когда уже перебрался в Москву. Вспоминает Константин: "Цой в Москве очень замкнуто жил, и я чувствовал, что для него я там как глоток воздуха был. Когда ни позвеню ему, он сразу - раз! - и приезжает. Но мы и Москве так же общались: приедет он, выпьем, и песни друг другу поем. Ну и говорили, конечно, как есть.
        Что же Цоя объединяло с друзьями? Ведь внешне он казался очень замкнутым человеком. Из воспоминаний Юрия Каспаряна: "Поначалу мы с Витькой ходили - два таких дружка. Витя песенки сочинял, мы играли. Наверное, это и называется "был к нему ближе других". Хотя, если говорить о составе последних лет, с тех пор, как появился Игорь, то нельзя сказать, что я был дружнее с Цоем, чем Тихомиров или Георгий Густав (Георгий Гурьянов), который позже меня появился, но с Витькой они тоже общий язык нашли. Тихомиров - уже позже. Уже и возраст другой был, сложнее сойтись. Музыка, конечно, объединяла. Что касается новой информации, то мы старались обновлять старый багаж. Все время слушали что-то новое. Вместе и по отдельности. Круг слушаемой музыки у нас был примерно одинаков. По крайней мере, был наборчик, который знали все и могли обсудить. А у каждого были и свои какие-то пристрастия, это естественно. Но все равно дружили. Последнее время Цой любил напоминать, что все это держится только на дружбе. То есть он нас терпит только потому, что мы - друзья".
        "Я собирал не музыкантов. Прежде всего - друзей. А как же иначе? Научиться-то играть можно. Каспарян, например, вначале мало что умел, а теперь снимает с гитары куда больше меня", - говорил В. Цой.
        Такой способ организации группы всерьез возможен был только в Советском Союзе. Но, как видим, в нем есть, безусловно, свои положительные стороны.
        Как Каспарян сошелся с Цоем? Познакомились они через Максима Пашкова. Рассказывает Юра Каспарян: "У меня был друг Максим. Собственно, он и сейчас есть. Он стал играть на бас-гитаре. Оказалось, что он играет с Витькой и Рыбой. Я их тогда не знал. И я как-то попросил его взять меня с собой на репетицию. Он говорит: да, конечно, поехали. Это было то ли в 81-м, то ли в 82-м году. Лет девятнадцать мне было. Приехали, и я стал играть с ними на виолончели. А потом уже и на гитаре. Я был молоденький, хотел понравиться. Старался вписаться. Когда я услышал их песни, уже не помню, когда это было, но еще до знакомства, мне они понравились. Не так сильно, конечно. Но из всего того, что я тогда слышал, это было самое лучшее.
        У меня не было тогда абсолютно никакого стиля. В голове была парочка каких-то рок-н-рольных ходов, ну, и понятие - как должно быть хорошо. Только свое понятие - больше ничего. Научился я играть сам, а потом уже пошел в джазовую школу - думал, что там научат чему-нибудь. Но ничего нового там не узнал. Хотя, может быть, и узнал. Не помню"
        Борис Гребенщиков познакомился с Цоем несколько раньше: "Познакомились мы, как известно, в электричке, когда ехали с какого-то моего концерта в Петергофе, где теперь находится Ленинградский университет. Судя по тому, что я ехал один, там был сольный концерт. И они подсели ко мне - Витька и Рыба, то есть Леша Рыбин. Кстати, и гитара оказалась, и Витька спел пару песен. А когда слышишь правильную и нужную песню, всегда есть такая дрожь первооткрывателя, который нашел драгоценный камень или там амфору Бог знает какого века, - вот у меня тогда было то же самое. Он спел две песни. Одна из них была никакой, но показывала, что человек знает, как обращаться с песней, а вторая была "Мои друзья идут по жизни маршем". И она меня абсолютно сбила с нарезки. Это была уже песня, это было настоящее. Когда через молоденького парня, его голосом проступает столь грандиозная штука, - это всегда чудо. Такое со мной случалось очень редко, и эти радостные моменты в жизни я помню и ценю. Это и определяло наши отношения. Я любил его как носителя этого духа, который через него говорит, и просто как человека. И то, что говорило из него, мне было очень дорого, потому что это говорило и из меня тоже. То есть он сказал то, что, может быть, мне самому хотелось бы сказать, но у меня такого голоса нет, а ему он был дан, и голос без ограничений, голос настоящий. И этот голос говорил со мной всю Витькину человеческую жизнь"
        Александр Титов, работавший с Гребенщиковым в "Аквариуме", пришел в "Кино" после своего знакомства с Цоем в доме БГ. Он рассказывает: "...туда же приходил и Витька. Я тогда был новичком в их компании и плохо еще разбирался в том, кто чем занимается. Правда, многих я знал с детства - в свое время мы вместе хипповали, была у нас такая тусовка. А Витька мне был совсем незнаком"
        Когда Виктор с Марианной сняли свою, вторую по счету, квартиру на проспекте Блюхера, друзья стали к ним приходить намного чаще. Борис Гребенщиков заходил к ним в пятницу вечером, с двумя авоськами сухого, как правило, красного вина. Начиналось застолье с бесконечными разговорами и пением песен друг другу. Гребенщиков неизменно приходил с женой Людмилой и еще с кем-нибудь. Часто заходил к ним и Курехин ("Поп-Механика"). Тогда начинался еще только 83-й год, Цою было 20 лет и перемен в жизни ребята только ожидали, но при этом совершенно не были уверены, что эти перемены когда-нибудь придут...
        Знакомство Титова с Цоем совпало по времени со свадьбой Виктора и Марианны, которая была в начале февраля 84-го. Александр Титов вспоминает, что, когда ему попались записи группы Цоя, они очень понравились, и после этого они с Виктором стали общаться больше. К этому времени появился замысел нового альбома. После знакомства Титов с Виктором начали писать "Начальника Камчатки", параллельно Александр доделывал с "Аквариумом" "День Серебра". Борис Гребенщиков тоже принимал участие в записи Цоевского альбома и в некоторых вещах играл на "Кассиотоне" - довольно примитивном по теперешним понятиям электронном клавишном инструменте. Записали они альбом на одном дыхании. Титов даже садился иногда за барабаны и играл на них в одной песне. Постоянного барабанщика у них в то время еще не было. Работали в основном Юра Каспарян и сам Цой. Позже на барабанах поиграл немного Сева Гаккель. Но в основном весь альбом записали трое.
        Своей квартиры у Цоя не было. По рассказам Юрия Белишкина, директора "Кино", познакомившегося с Виктором только в 88-м году, но близко знавшего его, "Виктору ведь тогда было просто негде жить в Ленинграде, и он жил у Густава, у друзей... Квартирная проблема так и не решилась в его жизни"
        Рассказывать о друзьях Виктора можно бесконечно. Их было у него много. Собственно это и составляло главную победу в жизни Цоя. Сам он не отделял друзей от музыки. О своем отношении к ним Цой говорил сам в одном из интервью. На вопрос - чувствуется ли, что в группе Цой лидер и "цементирующее начало"? - он ответил: "Мы все друзья, гораздо больше времени проводим вместе вне работы (как не люблю это слово - "работа"). То есть, в некотором роде, больше развлекаемся, чем занимаемся делом. Мы просто все друзья, и так получилось,- Цой улыбается, - что мы еще и играем".
       Джоанна Стингрей: "Для многих Виктор был звездой, любимым артистом, а для меня он был самым близким другом. Я познакомилась с ним в 1984 году. Он был тогда застенчивым, замкнутым, говорил медленно, низким голосом. Что-то в нем мне сразу понравилось. Может быть, то, что в отличие от многих других он не пытался со мной немедленно подружиться только потому, что я - американка. Поначалу мы были приятелями, и только со временем он стал одним из моих самых верных друзей. Я помню, как в 1985 году я ему сказала, что рано или поздно он обязательно приедет ко мне в гости в Лос-Анджелес, и мы поедем в Диснейленд, а потом на берег океана. Но он мне ответил, что я не "врубаюсь" и что я очень наивная. Тогда Виктор зарабатывал на жизнь, работая кочегаром, с вечеринок уезжал до часа ночи, чтобы успеть в метро, денег на такси у него не было. Но вот пришла гласность, его стали показывать по телевизору, а в газетах стали писать о выдающемся рок-певце Викторе Цое"
        Когда группа "Кино" стала популярной по всей стране, а Цой сделался настоящей рок-звездой, изменились ли его отношения с друзьями? Иногда с приходом славы человек отгораживается от своих прежних друзей и к нему уже не подойти на пушечный выстрел. Из рассказа Ю. Белишкина можно понять, что Виктор Цой в этом отношении был не таким человеком. Цой жил тогда в трехкомнатной квартире у Гурьянова на улице Будапештской в Ленинграде. Родители Гурьянова были на даче, и вся компания собралась вместе. Что удивило Белишкина на этой встрече? Стол, на котором были сигареты и чай. Все было очень скромно. Сидели, молчали, курили, что-то играли на гитарах, так продолжалось несколько часов, и за все время каждый сказал не более тридцати слов. Беспрестанно звонил телефон, однако никого в гости не приглашали. Густав вдруг встал и уехал на вокзал - ему нужно было в Москву. Никакой шумной рок-тусовки, никакого шумного застолья Белишкин не увидел...

"...Столкновение автомобиля "Москвич-2141" темно-синего цвета с рейсовым автобусом "Икарус-280" произошло в 12 час. 28 мин. 15 августа 1990 года на 35-м километре трассы Слока-Талси. Автомобиль двигался по трассе со скоростью не менее 130 км/час, водитель Цой Виктор Робертович не справился с управлением. Смерть Виктора Робертовича Цоя наступила мгновенно, водитель встречного автобуса не пострадал..."
       ...Виктор Цой был абсолютно трезв накануне гибели. Во всяком случае, он не употреблял алкоголь в течение последних 48 часов до смерти. Анализ клеток мозга свидетельствует о том, что он уснул за рулем, вероятно, от переутомления - как значится в протоколе милицейского расследования.
        Строки милицейского протокола и судебно-медицинской экспертизы сухо констатировали факты. Для людей, далеких от рок-культуры, они означали всего лишь очередную жертву так называемого ДТП (дорожно-транспортного происшествия), каких на наших дорогах ежедневно случается немало. Но для тысяч других они несли нечто другое, а именно - Виктора Цоя, лидера ленинградской рок-группы, больше нет в живых...
        "Вы из Юрмалы? Что вы знаете о гибели Цоя? Виктор не мог так просто погибнуть. Я уверен, что с ним расправились", - примерно так встречали несколько молодых людей корреспондентов, приехавших, чтобы написать об обстоятельствах гибели Цоя. Многие поклонники группы "Кино" не хотели поверить (да и сейчас не верят) в то, что смерть Виктора Цоя была случайной.
        Особо неблагоприятных условий на дороге, где случилось столкновение, тогда отмечено не было. Впрочем, то, что для нас является хорошим, видимо, повергло бы, скажем, немцев в ужас.
        Виновата ли дорога или действительно мгновенное забытье от усталости: кто знает... Не известно даже - был ли полностью исправен "Москвич" Цоя, в порядке ли было рулевое управление и тормоза.
        В прессе об обстоятельствах аварии сообщалось довольно скупо, что породило различные слухи и кривотолки. Всем любившим его казалось, что такой человек не может так нелепо погибнуть.
        Погиб поэт, музыкант, композитор, певец. Нелепая, бессмысленная смерть. Впрочем, может ли гибель в мирное время вообще иметь смысл? Виктор был не просто рок-звездой. Он стал символом целого поколения, выразителем его мыслей и настроений. Отсюда - полные залы и даже стадионы на каждом концерте. Его песня "Мы ждем перемен" стала своего рода гимном молодежи восьмидесятых - девяностых. А ведь написана она в те времена, когда на перемены не надеялись даже самые смелые оптимисты..
        Более-менее подробно о том, как погиб Виктор Цой, удалось узнать в местной милиции. Начальник следственного отдела Тукумской милиции подполковник Гунар Цирулис поначалу встретил представителей прессы неприветливо: "Замучили поклонники музыканта, надоели журналисты телефонными звонками". И все же, когда корреспондентам пришло время покидать отделение, обстоятельства гибели Цоя стали для них более или менее проясняться. Итак, попытаемся восстановить картину происшедшего.
        Виктор Цой тем летом отдыхал в Плиеньциемсе - небольшом рыбацком поселке на берегу Рижского залива. Кстати, здесь он бывал уже не впервые. Марианна Цой - его законная жена - говорила в одном из своих интервью об этом месте отдыха Виктора: "Витя уже три года ездил отдыхать в Латвию и всегда брал с собой на два месяца Саню (сына). Наслаждались общением, отдыхали..."
        Вот и в том году приехал сюда дикарем с друзьями и сыном, жил в частном доме. 21-го августа собирался возвращаться в Ленинград. Уже и обратные билеты на самолет были куплены.
        А в тот роковой день, 15 августа, он рано утром, около 6 часов, на своем автомобиле М-2141 отправился на рыбалку в сторону Талсы, на одно из лесных озер. Трагедия произошла, когда Цой возвращался. Было это в 11.30. Видимость, как явствует из следственного протокола, в это время была ограниченной, асфальт - сухим. На 35-м километре шоссе Слока - Талсы, двигаясь в направлении Слоки, неподалеку от моста через речушку Тейтупе, "Москвич" Виктора Цоя выехал на обочину и 233,6 метра мчался по ней. Об этом говорит четко отпечатавшийся след колес.
        Теперь прервемся ненадолго и дадим слово очевидцу происшествия. Артур Нейманис оказался в тот час неподалеку от места катастрофы. Вот что он рассказывает:
        - Мимо меня по шоссе на огромной скорости пронеслась легковая машина типа "Жигули-Спутник" ("Москвич-2141" похож на эту машину). Скорость ее была никак не ниже 100 километров в час. Утверждаю это с уверенностью, потому что сам автомобилист почти с 35-летним стажем. Тут же послышался ужасный грохот. Когда я подбежал, увидел совершенно разбитую легковую машину и покореженный автобус.
        Как случилось, что машина Цоя выехала на обочину и почти четверть километра шла по ней? Увы, ответить на этот вопрос уже невозможно. Милиция предполагает, что Виктор уснул за рулем. Когда очнулся, попытался вырулить на дорогу, но, по-видимому, слишком резко вывернул руль. "Москвич" пошел юзом, выехал на встречную полосу. А впереди, по трагической случайности, ехал "Икарус-250". Водитель автобуса, по его словам (кстати, подтвержденным следствием), чтобы избежать столкновения, попытался сам выехать на обочину, но скорость легковой машины была слишком велика, и он не успел избежать столкновения. "Москвич" ударился передним правым углом в левую переднюю часть "Икаруса". После чего автобус съехал в речку.
        Автобус принадлежал Талсинской сельхозтехнике. Водитель - шофер 1-го класса, за рулем с 70-го года. Экспертиза не обнаружила в его крови признаков алкоголя. В момент аварии "Икарус" шел со скоростью 60 -70 км/ч. Проведенные лабораторные исследования подтвердили, что и в крови Цоя следов алкоголя или наркотических веществ также не было.
        Как узнали о случившемся родные и друзья Виктора? Видимо, было оговорено время его возвращения с рыбалки. И когда он не приехал вовремя, Наташа Разлогова, вместе с которой Виктор отдыхал, забеспокоилась и поехала сама его искать. И увидела рядом с дорогой этот злополучный автобус, нырнувший в речку... Она помчалась в ближайший городок. Там все и выяснилось.
        Она начала звонить. Дозвонилась своей маме в Москву. Та стала звонить в Ленинград. Нашла телефон Каспаряна. Его не оказалось дома. Нашли жену Виктора Марианну, а та уже разыскала Каспаряна по телефонам друзей. Через полчаса они все вместе выехали из Ленинграда. С ними поехал Игорь Тихомиров с женой - они буквально за три часа до этого приехали из деревни, где тоже отдыхали. Выехали на двух машинах. В десять утра на следующий день. после несчастья Марианна уже была у следователя и подписывала необходимые бумаги. А через сутки они выехали оттуда, увозя с собой Витю...
        В то, что написано в протоколе, Марианна не верит, так же как и отец Виктора (в это не верит вообще никто из его близких). Как вспоминает Марианна в своей повести "Точка отсчета", написанной ею в 1991 году: "Витя шел по жизни на мягких кошачьих лапах, был крайне осторожен. Я думаю, что он просто увлекся движением - бывает такая эйфория. Ездил он на ста пятидесяти. По всей видимости, нарушение было со стороны Вити, судя по следам протекторов на асфальте. Он врезался в автобус на встречной полосе. Элементарная автомобильная катастрофа. В убийство я не верю. Цой не был человеком, которого кому-то хочется убрать"
        В машине Цой был в тот трагический день один. А ведь мог бы взять с собой на рыбалку и сына. Это вообще чудо, что Саша остался и не поехал с отцом в тот день. Марианне позже рассказали, что Витя уезжал на рыбалку в пять часов утра. Обычно все спали, он уходил один, а тут внезапно все вскочили. Он Сашке сказал: "Поехали со мной". И ребенок отказался.
        Еще очень важный вопрос: был ли "Москвич" в тот день исправным? Вот что ответил Гунар Цирулис:
        - Если бы вы видели эту машину после аварии, наверное, не спрашивали бы, нa ней, что называется, живого места не осталось. Что-либо установить было попросту невозможно.
        Для милиции это всего лишь рядовой случай, каких сотни... Хотя латышская милиция придерживается версии о том, что Виктор уснул, тем не менее, обстоятельства его гибели до сих пор все же остаются невыясненными. Например, его отец Роберт Максимович, не верит в эту версию, о чем он и говорил почти через год после гибели сына в интервью газете "Аргументы и факты":
        - Я лично считаю это маловероятным, ведь от озера, где он рыбачил, до дачи 15 минут езды. Можно заснуть через 20 - 30 минут, но чтобы за это время - не думаю. И как он мог не вырулить на повороте: ведь Витя отдыхал в том месте три года подряд и отлично знал дорогу. Один Бог знает, что на самом деле произошло. Может, он не справился с управлением, не совладав со скоростью, поскольку у него был небольшой водительский стаж. Но говорят, что он метров 200 - 250 до поворота почему-то ехал по обочине. Я знаю, что он сочинял песни везде, прямо на ходу. Кто знает, может, как раз в этот момент его осенило, и он забыл про этот поворот. Но точного ответа нет. Вот и рождаются разные нелепые слухи.
        Были какие-нибудь зловещие знамения перед гибелью Виктора? Все слышали, но многие не верят в то, что иногда подобным трагедиям предшествуют приметы - судьба как бы предупреждает о том, что может случиться. Далее отец Виктора рассказывает: "Да, старики говорят: залетела птичка в дом - к смерти. Так вот, мы тогда все лето рыбачили, и в сарае, где жили, ласточки свили гнездо. Я было хотел прогнать их, но пожалел, да и внуку (сыну Виктора - Саше), подумал, будет интересно. А потом, когда Витя разбился, этот и подобные случаи как-то всплыли в памяти. Но вы послушайте его песни. Такое впечатление, как будто он знал обо всем..."
        Нина Барановская, которая работала в Ленинградском рок-клубе и хорошо знала Виктора, вспоминает те страшные дни: "Я в его смерть сразу поверила. Даже как будто почувствовала ее. Пятнадцатого августа с утра в голове одна "Группа крови" вертелась. Просто кошмар. А еще я на даче цветочки разные сажаю, и мне на рынке вместо белых лилий в том году подсунули какую-то дрянь. Выросло Бог знает что. Пятнадцатого утром вышла в садик, и мне просто по глазам ударило: на одном из этих кустов распустились два цветка - ядовито-желтые с черными пятнами, очень красивые. Почему-то сразу вспомнился фестиваль восемьдесят четвертого года и Цой. Он тогда выступал в желтой куртке с такими крыльями - "Фильмы" как раз пел. То есть просто имя Цой в мозгу зажглось. А потом мне отец сказал, что он погиб. Отец у меня все время радио слушает. Можно к этому относиться как к мистике, но такого со мной никогда не было..."
        Кинорежиссер Рашид Нугманов, близкий друг Виктора, рассказывает о странном сне: "...Я, честно говоря, совершенно не мистически настроенный человек, поэтому я сначала не придал никакого значения сну, который приснился мне под утро 15 августа 1990 года. Проснулся я тогда около девяти часов и помнил его очень ясно. Происходило там следующее: звонок, я беру трубку. Голос Виктора:

        - Привет!

        - Привет,- говорю. - Ты откуда звонишь? Из Москвы или уже в Ленинград вернулся?

        - Нет, я в Алма-Ате.

        - Странно. А где в Алма-Ате?

        - На киностудии "Казахфильм".

        - Что ты там делаешь?!

        - Собираюсь сниматься в кино.

        - В каком?!

        - Вот тут есть какая-то картина. (Не помню, назвал он ее или нет).

        - Постой, постой, - говорю. - Мы же с тобой собирались делать фильм. Через месяц у нас должны начаться съемки. И потом, ты ведь всегда наотрез отказывался от разных предложений, и "Казахфильма" в том числе. В чем дело?

        - Ты извини, я не могу сейчас говорить, меня торопят.

        - Ну хорошо. Какое у тебя сейчас расписание? Куда ты направляешься?

        - Сейчас меня везут в такую-то гостиницу.

        - Ладно. Я выйду на угол Джамбула и Фурманова, встречу тебя - хоть двумя словами перекинемся.

        Я выхожу на улицу, жду его. Подъезжает машина. Виктор сидит сзади слева от водителя. Я подхожу к машине с его стороны, он открывает дверцу и до половины высовывается. У сидящих в машине какие-то темные лица, я не разобрал. А Цой мне очень печально говорит:

        - Оказалось, что я подписал контракт и уже не могу отказаться. Я не хочу сниматься в этом фильме, но я вынужден. Ничего, мы скоро с тобой встретимся - после того, как я закончу с этой картиной.- Ну, хорошо, - отвечаю. - Тогда я останавливаю наш фильм, буду пока прописывать сценарий. И все. Его заторопили, дверца захлопнулась, и он уехал.
        Я проснулся - ну, думаю, сон какой дурацкий! Я ведь прекрасно знал, как он готовился к нашей картине, ему очень понравился последний вариант сценария, который я сделал, он занимался, накачивался. И, конечно, я походил, попил чаю и забыл об этом сне. Я не знаю, как можно прокомментировать этот сон. Но для меня теперь ясно, что это был за контракт. Иногда в голову приходят банальные мысли, что если бы сразу все правильно понять, позвонить ему, может, что-то удалось бы изменить. Не знаю... Вот такое у нас вышло прощание с Виктором. А потом я узнал об аварии. Уже после того, как мы похоронили Виктора, я спросил Наташу Разлогову о том, как у него начался этот день. Она сказала, что Витя проснулся около пяти утра и поехал на рыбалку. Разница в четыре часа, то есть в Алма-Ате у меня было как раз около девяти. Проснулись мы практически одновременно. А через семь часов произошла беда.
        Что говорят о Викторе Цое в Плиеньциемсе, там, где Цой провел последние дни жизни? Каким помнят его хозяева? Вот что рассказала одна из хозяек дома "Зелтени":
        - Ходит немало слухов, будто Цой пил, даже употреблял наркотики...

        - Действительно, мне тоже доводилось слышать такие разговоры. Например, о том, что он чуть ли не каждый вечер проводил в Тукумском ресторане. Это чистейшей воды клевета. Он действительно нередко уезжал из дома, но на рыбалку. Вряд ли человек, который собирается идти в ресторан, берет с собой рыболовные снасти и соответственно для рыбной ловли экипируется.

        - А дома?

        - Тем более. Они жили у нас не первый год. И никаких хлопот ни нам, ни соседям не доставляли. Однажды мы решили пригласить Виктора на семейную вечеринку. Тогда-то и узнали, что он абсолютно не пьет. Самым крепким напитком для него было пиво. Цой серьезно занимался спортом, так что о спиртном или тем более о наркотиках и речи быть не может.

        - Не были ли чем-нибудь примечательны день и ночь накануне гибели?

        - Абсолютно. Было тихо, спокойно. Вечером все, как обычно, пошли спать. Кто бы мог предположить, что случится на следующий день...
        Вот и все. Короткое следствие закончено. Его проводила майор Ашмане - опытный криминалист. В возбуждении уголовного дела было отказано за "отсутствием состава преступления". Возможно ли поставить точку в этом деле? Удовлетворяет ли нас ничем не доказанное предположение, что Цой заснул за рулем? С этим выводом можно было бы согласиться, если бы не время аварии - полдень. Есть и другие вопросы, которые остались без ответов.
        Тело Виктора довезли до Ленинграда быстро. Марианне с Каспаряном сразу на месте дали автобус. Туда погрузили гроб, они договорились с шофером, и он отвез их в Ленинград без остановок. Перед отъездом успели еще позвонить в Ленинградский рок-клуб насчет похорон. Сначала хотели похоронить Виктора в субботу, а привезли тело в пятницу вечером...
        Когда приехали, поняли, что о субботе речь уже идти не может. В городе было столько скорбящих людей, что нужно было какое-то время, чтобы информация о похоронах распространилась, и все бы смогли прийти проститься.
        Из воспоминаний Н. Барановской: "В день похорон мы с мужем Валентином везде искали розы. Мне почему-то именно их хотелось принести. Потом Марьяна сказала, что розы были единственными цветами, которые любил Цой. А сама она, как выяснилось, все утро искала желтые цветы. Я тогда внутренне вздрогнула и спросила, почему именно желтые? Оказалось, что у Вити было совершенно фантастическое пристрастие к желтому цвету. Марьяна сказала, что на Востоке - это символ вечности, и Цой очень любил желтые свитера, шарфики, цветы, все что угодно".
        Рашид Нугманов вспоминает случай, когда Цой был в странном настроении: "Однажды, еще в восемьдесят шестом, мы сидели всю ночь напролет у Марианны дома на проспекте Ветеранов и болтали. Марианна зажгла свечи, и мы беседовали о том, о сем несколько часов подряд. Было уже около четырех часов ночи, как-то речь зашла о Гребенщикове, и Виктор сказал такую фразу: "Вот если бы Борис сейчас умер, он стал бы легендой". Эту фразу можно понять по-всякому. Я посмотрел на Виктора - у него слезы были на глазах. Он произнес это очень прочувствованно. В этом не было пожелания человеку чего-то дурного - напротив. То ли он что-то уже предчувствовал тогда? Не знаю. Опять же я не мистический человек. Но был в этом какой-то момент заклинания"
        Сразу после его гибели по стране прокатилась волна концертов, "посвященных памяти лидера "Кино". Стали в огромном количестве появляться его плакаты, фотографии и т.д. При этом интересы родных и близких Виктора совершенно не учитывались. По словам продюсера группы Ю. Айзеншписа, в этот процесс включилось и ТВ, показав "Последний концерт В. Цоя"
        Группа "Кино" после смерти Цоя перестала существовать. Ребята из группы закончили последний альбом "Кино" - пластинку с 9 песнями. Эта пластинка получила название - "Черный альбом"
        Константин Кинчев (лидер "Алисы"): "Когда сообщили о его смерти, - даже не поверил. Мы тогда в Евпатории были, в футбол играли... Он ушел достойно, я так считаю. Жил красиво, умер красиво. Последний герой"
        Александр Титов: "...Когда его не стало, я долгое время не мог прийти в себя. Я тогда был на юге, не мог никак выехать оттуда. Я сидел там и пытался прийти в себя"
        Василий Шукшин сказал о Есенине в одном из своих рассказов: мало пожил, но прожил ровно с песню. Цой погиб очень молодым человеком, не реализовав полностью свой творческий потенциал. Нина Барановская по поводу его безвременной смерти говорит: "...возможно, это была самая печальная и трагическая ошибка кого-то там, кто над нами".
        Друг детства Виктора Максим Пашков рассказал о таком разговоре: "В нашу последнюю встречу он меня обескуражил. Впал в какой-то редкий для себя приступ откровения: "Я, Макс, всем доволен, больше мне ничего не надо. Жена меня любит, сын любит, женщины любят. Я всем доволен". Год прошел - Витьки не стало..."
        Борис Гребенщиков после гибели, переслушивая ночью с друзьями "Звезду по имени Солнце", был просто поражен тем, что в этих песнях говорит душа Виктора, что ей здесь тесно, что она не понимает, зачем она здесь, хватит уже, уже все...
        Хорошего всегда мало, как говорил когда-то ушедший от нас не так давно Б. Ш. Окуджава. У многих лучших жизнь короче, чем у иных. Что-то во всем этом есть, какой-то закон природы проглядывает - бесчеловечный, тревожный, страшный. И люди боятся его понимать, отворачиваются, скрывают его от себя и других.
        Как это было после смерти Высоцкого, на смерти Виктора Цоя сразу же стали зарабатывать.
        Закон толпы везде одинаков (мы не имеем в виду поклонников его творчества - они любили Цоя всегда и любят его теперь): после смерти артист привлекает к себе особое внимание - ну как тут не погреть руки? И появились бесчисленные плакаты, кассеты, майки, значки и, что самое страшное, статьи. Каждый считал своим долгом превознести Цоя, даже если при его жизни не понимал его творчества. Но еще хуже, когда знавшие его люди стали примыкать к этой компании.
        Они стали приоткрывать жаждущей сенсаций публике потаенные стороны его жизни. Может, все было и не так - кому теперь возразить? Ну, как же! Они же стояли ближе всего к звезде - им ли не знать! Оказывается, безвременно ушедший из жизни Виктор Цой очень любил дискотеки. Об этом, например, сообщил на презентации последнего альбома группы "Кино" ее бывший директор Юрий Айзеншпис.
        И вот, наконец, под Новый 1991 год "Московский комсомолец" объявил о грядущем торжественном выпуске в свет последней работы, пожалуй, самой популярной на сегодняшний день группы в Союзе. Портрет Ю. Айзеншписа, держащего в руках долгожданный диск, сопровождался объявлением о времени, месте и цене - 25 рублей за французскую пластинку вместе с плакатом.
        Через неделю в прессе было официально объявлено, что билет на обещанную еще 15 декабря презентацию будет стоить ни много, ни мало 150 рублей. Нервы желающих попасть туда были на пределе. Все прояснилось, когда в интервью "Московскому комсомольцу" Ю. Айзеншпис заявил, что это светский прием, а западные мерки предусматривают хорошую плату за такую "тусовку" среди звезд поп- и рок-музыки. Ничего не попишешь: с западными стандартами пришлось смириться. К счастью, журналистов (далеко не из всех изданий, а по пристрастному выбору) аккредитовали бесплатно.
        В программе 12 января был обещан просмотр документального фильма о последнем концерте "Кино" в Лужниках, шампанское, раздача пластинок и бал-дискотека (!). Веселиться у нас всегда умели - по случаю и без него. Все обещанное организаторы и Московский Дворец молодежи выполнили: был и фильм, и по бокалу шампанского на брата, и сорокаминутная очередь за пластинками, и торжественно объявленные Айзеншписом танцульки. И всего за 150 руб. Но почему-то без звезд.
        А звезды тем временем в компании с журналистами и прочими гостями, заглянув на пресс-конференцию с гитаристом "Кино" Юрием Каспаряном и тем же Айзеншписом, имели честь присутствовать на банкете с икрой и шампанским (естественно, в гораздо больших количествах). После окончившегося за полночь банкета они были развезены по домам на поданых к подъезду такси. Наверное, за те полтораста рублей, что были собраны с каждого из "простых" зрителей.
        Говорят, Марианна Цой выразила свое отношение к "приему" всего двумя словами - "Москва" (имея в виду, вероятно, балаганно-попсовый оттенок большинства столичных мероприятий) и еще одним, непечатным.         Алексей Учитель: "Только Виктор чувствовал эту взаимозависимость, эту грань между жизнью и смертью во много раз острее. Мне кажется, он предвидел свою судьбу и готовил себя к ней. Я вообще не могу отделаться от ощущения, что есть в Цое нечто шаманское, потустороннее. Причем это ощущение появилось у меня задолго до трагедии. Еще на "живых" концертах я чувствовал этот гипнотизм. С такой концентрацией мифов и легенд вокруг одного человека я тоже никогда раньше не сталкивался"
        Действительно, после его смерти среди фанатов стало популярным увлечение экстрасенсами, колдунами и космическим разумом. Поклонники Цоя просто стали его причислять к лику святых. На похороны Виктора в его родном Ленинграде пришли, приехали, прилетели - со всех концов Союза! - тысячи парней и девушек с цветами, свечами, его портретами; пришли и ждали Его тело на Богословском кладбище всю ночь, несмотря на милицию и омоновцев, а в Москве на одной из прилегающих к Арбату улиц возникла живая, трагическая в своем бессилии и любви, стена памяти Виктора Цоя.
        Тот же Алексей Учитель, например, говорит: "Возможно, я согласился бы с этим, если бы речь шла только о его фанатах. Но я, например, человек рациональный. С духами не общаюсь и склонности к медитированию не имею. Но уж слишком много вокруг Цоя происходит такого, что не поддается более или менее внятному объяснению. Когда в годовщину его гибели я приехал на кладбище, меня поразило то, что я увидел у могилы. Несколько сотен человек на коленях - в полном безмолвии! Часами!"
        Или эти девочки, которые жили на кладбище. Сначала рядом с могилой поставили палатку. Потом, когда стало очень холодно, добились разрешения жить в кладбищенском туалете. У них не было своей жизни - была только его смерть. Конечно, проще всего сказать: ненормальные. Таких, кстати, рядом с Цоем всегда хватало. Но большинство молодых людей, побывавших у могилы Цоя, никак нельзя назвать сумасшедшими. У них умные, добрые глаза. Их тревожили и тревожат нормальные человеческие проблемы. Нашлась даже так называемая "космическая жена" Цоя - мать двоих детей, симпатичная и совсем не глупая молодая женщина.
        В Москве был создан фонд имени Виктора Цоя. У родителей Виктора корреспонденты решили узнать - ощущают ли от него реальную поддержку. "Фонд помогает нам и морально, и материально. Нам-то, собственно, ничего уже не нужно, но вот Сашеньке... Вите памятник - тоже на деньги фонда. И выставку его картин, которая будет проходить, тоже. А мы, в свою очередь, помогаем тем ребятам, которые живут возле Витиной могилы на Богословском кладбище. Так и живем, поддерживая друг друга..."
        Марианна сказала после смерти Виктора, как она понимает задачу фонда: "Фонд первым делом должен опубликовать или заняться реставрацией всех записей (может быть, даже квартирных концертов). Неважно, - какой от этого будет доход, хотя, естественно, он будет. Витя всенародно любим. Но надо этим заниматься, а мне кажется, все тут не очень бойко идет. "45" лежит у Тропилло, "Начальник Камчатки" - тоже. Оригинал альбома "Это не любовь" вроде бы потерян, но первая копия должна быть у Леши Вишни. И тоже никаких переговоров. Существуют еще и эти жуткие бытовые записи, которые с каждым днем осыпаются". Действительно, торг, как говорится, здесь не уместен...
        Предложения сделать картину о Викторе обрушились на Алексея Учителя практически сразу же после аварии. Автор нашумевшего "Рока" - фильма, представившего миру Цоя, обладал (это все знали) массой материала, не вошедшего в картину. Стало быть, сам Бог ему велел заняться экранизацией жизни рок-звезды. Но Учитель отказался наотрез. Во-первых, очень все это попахивало спекуляцией на имени. А во-вторых: "У Виктора был близкий друг - Рашид Нугманов. Тот самый, что снял "Иглу". Право на фильм о Цое принадлежало ему. Именно поэтому я и предложил Нугманову: все, что у меня есть, - в твоем распоряжении. Но прошло около года, и Рашид признался: "Не могу. Мы с ним были слишком близки..."

Валентина Васильевна Цой  "Витя никогда не был одинок"

... С Робертом Максимовичем, отцом Вити, я познакомилась на новогоднем вечере, он был с гитарой. В результате возникла новая семья, и гитара так и вошла в наш дом. Через полтора года после свадьбы у нас появился ребенок. Витя родился рядом с московским парком Победы, в маленьком двухэтажном зданьице, там сейчас база какая-то, а был родильный дом. В этом же парке позже работал спасателем на лодочной станции. Рядом этот дом, где он жил с 12 до 20 лет. Здесь же школа, которую окончил.

Когда он родился, Роберт Максимович пришел в роддом и говорит мне: "Назови его Виктором!" Уж не знаю, какая его муха укусила. Я хотела Димой назвать, как-то вроде помягче имя. Ну, Виктор так Виктор, я уступила. Виктор означает "победитель", но он не был победителем в жизни, вперед никогда не лез, был очень спокойный.

Он не болезненным рос. С мальчишками лазал по помойкам, приходил грязный. Для мальчишек двор это романтика, а ничего, кроме помойки, у нас во дворе нет. Я никогда не ругала его, мне легче было выстирать одежду, чем портить с ним отношения. А потом, знаете, мне чистюли не нравятся. В школе, где он учился, была очень сильная библиотекарша, которая любила литературу, по-настоящему понимала ее. С первого по шестой класс она давала Вите книги, советовала, что почитать. В общем, она привила ему вкус к чтению, и это было очень важно для его души. Он много читал. Особенно любил серию "Жизнь замечательных людей" про художников, путешественников, писателей, артистов... В быту был пассивным, мог лежать часами. Я попрошу: "Витя, сходи в магазин". Молчит не хочет. Я не настаивала. Потом, на пятый день, скажет: "Мама, ну давай, схожу, чего надо-то?" Не помогал по дому, оставлял грязную посуду после еды. А мне как-то проще было самой убрать, чем сцены устраивать. Спортивные передачи для него не существовали. Мне еще в детском саду говорили: "Витя у вас хорошо рисует". Я не обращала внимания, думала: детей всегда хвалят, так принято. Он любил лепить, рисовать. Тихонько, смирненько сидит и рисует. Раз у него открылись такие способности, я все делала, чтобы их развить. Карандаши, краски, пластилин всегда были у него под рукой. В четвертом классе он уже сам ездил на занятия во Дворец пионеров, а потом и в художественную школу. Как я гордилась, когда его композиция заняла второе место на городской выставке! Он хотел быть художником! После восьмилетки поступил в художественное училище имени Серова. А потом организовал в этом училище рок-группу. Это не понравилось администрации, и в один день весь их ансамбль из училища выгнали. И постепенно все художественное в его жизни заглохло, на первый план вышло увлечение музыкой. В то время я на эту музыку его вообще ноль внимания. Какая там могла быть музыка, ведь он же нигде не учился, только отец показал ему несколько аккордов и все. Воспринимать его серьезно как музыканта я начала тогда, когда пошли публикации. До 85-го года на эту рок-музыку были гонения страшные, но про Витю почему-то все время писали, что он талантлив, музыкален.

Потом он вдруг ушел в кочегары, в сторожа, работал банщиком, спасателем. Конечно, это меня настораживало, но и как-то объясняло его поведение. Ему нужно было свободное время для подпольных концертов.

Курить он начал в восьмом классе. Я не ругалась и даже покупала ему хорошие сигареты, чтобы он здоровье не портил. Но он почему-то переключился на "Беломор". Это страшные папиросы. Я ему говорю: "Витя, не кури ты их". Поухмыляется и все... У нас обыкновенная семья, мы не относимся к абсолютным трезвенникам. Витя тоже пробовал спиртное, случалось напивался по молодости, когда собирались с друзьями. Но я не могу сказать, что у него были серьезные проблемы с алкоголем. Он был достаточно цельной натурой, чтобы все поставить на свое место. Насколько я знаю, не был он и наркоманом.

На выходные мы уезжали на Карельский перешеек ловить рыбу, а ему разрешали приводить домой друзей, развлекаться. Двое суток он что хотел, то и делал, кого хотел, того и приглашал. Мы его абсолютно не контролировали. Когда приезжали, тут, конечно, был полный беспорядок, полно грязной посуды, что-то побито... Но это мелочи, на которые я не обращала внимания. Хорошо, что у него была такая отдушина. Витя никогда не был одинок. А образ романтического героя это уже эстрадный имидж, который ему придумали. И он к нему очень подошел...